Солнце, уже не такое настойчивое, как в полдень, лениво заглядывало в окна, окрашивая пылинки в воздухе в золотистый цвет. Блики скользили по вышитым наволочкам диванных подушек, по резной деревянной раме старинного зеркала – в этой квартире, казалось, даже воздух звенел уютом. В воздухе, густом и теплом, как парное молоко, смешивались дразнящие ароматы свежеиспеченного яблочного пирога, чуть приправленного корицей, и терпкого, бодрящего кофе – запахи, настолько родные и привычные, что Светлана, размеренно помешивая ложечкой сахар в своей фарфоровой чашке, с тонкой позолоченной каемкой, невольно расплылась в тихой улыбке. За окном, словно издалека, доносился приглушенный шум большого города, но здесь, в их маленьком, обжитом мире, царил свой, особенный покой, тихая гавань, где можно было укрыться от любых невзгод.
– Какой сегодня день дивный выдался, Мишенька, – протянула она, словно невзначай, бросив теплый взгляд на мужа, Михаила, который, нахмурив лоб от сосредоточенности, углубился в чтение утренней газеты, разложенной на кухонном столе. Казалось, что новости мира занимали его сегодня больше, чем тепло домашнего очага. – Может, прогуляемся сегодня вечером в парке? Листья уже совсем пожелтели, наверное, красиво сейчас…
Михаил, словно выныривая из пучины чужих проблем, оторвался от шуршащих страниц, посмотрел на жену, попытался улыбнуться в ответ, но улыбка вышла какой-то деревянной, натянутой, словно его мысли витали где-то далеко, и возвращаться в реальность ему было нелегко.
– Да, Светик, конечно, хорошая идея, – проговорил он, но как-то рассеянно, словно механически соглашаясь, и тут же снова погрузился в газету, ища взглядом что-то важное между строчек.
Светлана вздохнула едва слышно. Она чувствовала, как тонкая ниточка тревоги начинает тянуться в ее сердце. Михаил в последнее время стал каким-то другим – молчаливым, отстраненным, словно между ними выросла невидимая стена. Может, на работе какие-то проблемы? Или что-то еще? Она хотела было спросить, нарушить эту тягостную тишину, но не успела – резкий, настойчивый звонок в дверь, словно треснувшая струна, оборвал ее размышления.
Звонок прозвучал раздражающе громко, совсем не в манере их немногочисленных, степенных гостей. Светлана вопросительно взглянула на мужа. Он, вскинув брови, пожал плечами, словно говоря без слов: «Я тоже не жду никого».
Сердце неприятно кольнуло под ложечкой. Светлана, отставив чашку, подошла к двери, и, осторожно приникнув к глазку, замерла, словно превратившись в соляной столп. На пороге стояла Елена, сестра Михаила. Визит Елены всегда был событием, вносящим некоторое оживление в их размеренную жизнь, но почему-то сегодня у Светланы тревожно засосало под ложечкой, дурное предчувствие, словно тень, накрыло ее сердце.
– Лен, ты чего это так спозаранку? – Михаил, удивленный не меньше жены, уже открыл дверь, отступив на шаг, и с нескрываемым изумлением смотрел на сестру, словно увидев привидение. – Мы тебя совсем не ждали. Ты же не предупреждала…
Елена, не ответив на приветствие, вошла в квартиру, как северный вихрь, не разуваясь, неся с собой порывы чужого, резкого ветра. На ходу, небрежным движением руки, сбросила на пол дорогое, светлое пальто, словно ненужную тряпку. Она была, как всегда, нарочито эффектна – кричаще-яркий макияж, высветленные до белизны волосы, собранные в тугой пучок, дорогая, броская шубка, больше уместная на светском рауте, чем на утреннем визите к брату, и высокомерный, оценивающий взгляд, скользивший по стенам, мебели, словно хозяйским оком придирчиво осматривая чужое владение. Светлана невольно поежилась, словно от внезапного сквозняка. В этой женщине, всегда самоуверенной и напористой, было что-то отталкивающее, ледяное, несмотря на яркую, цепляющую взгляд внешнюю привлекательность.
– Приехала, – коротко, отрывисто бросила Елена, окидывая квартиру цепким, изучающим взглядом. – Дела у меня тут в столице.
– Ну, проходи в комнату, Лен, садись, – неловко предложила Светлана, стараясь сгладить повисшую в воздухе неловкость. – Может, кофейку выпьешь с нами? Пирог я вот как раз испекла…
– Кофе потом, пирог тоже, – отмахнулась Елена, властным жестом отгоняя ненужные любезности, и, не спрашивая разрешения, прошла в гостиную, вальяжно, по-хозяйски усаживаясь на диван, словно она здесь полновластная хозяйка, а Светлана и Михаил – всего лишь временные жильцы. Муж и жена невольно переглянулись, обмениваясь недоуменными взглядами. Такого бесцеремонного, хозяйского поведения Елена раньше себе никогда не позволяла. Она всегда держалась с некоторым оттенком снисходительности, но все же в рамках приличий. Сегодняшний визит явно выбивался из привычных рамок.
– Я вот, собственно, по какому делу, – резко, словно отрезая, заговорила Елена, глядя прямо на Светлану тяжелым, немигающим взглядом, словно пригвождая ее к месту. – Мне нужно пожить в Москве какое-то время, дела тут, как я уже сказала. И мне, соответственно, нужна квартира. Чтобы, значит, с комфортом устроиться, понимаешь?
Светлана, не сразу поняв смысл сказанного, непонимающе моргнула, словно от яркого света. Нужна квартира? В Москве квартир, слава богу, хватает. Город большой, выбор огромный.
– И-и? – все еще недоуменно протянула она, не понимая, к чему клонит золовка.
– И то, – жестко, словно припечатывая каждое слово, отрезала Елена, – что до моего приезда, твоя жена обязана освободить собственную квартиру. Чтобы, значит, я могла тут спокойно расположиться.
Тишина повисла в комнате, словно тяжелая, свинцовая завеса. Напряжение сгустилось до предела, словно воздух стал плотным и вязким. Светлана почувствовала, как по спине пробежал неприятный, леденящий холодок. Она, словно ища защиты, поддержки, объяснения происходящему абсурду, перевела растерянный взгляд на Михаила. Но Михаил, словно парализованный, молчал, опустив глаза в пол, словно прячась одновременно и от сестры, и от жены, избегая неминуемой бури.
– Лен, ты что такое вообще говоришь? – наконец, собрав остатки самообладания, тихим, но на удивление твердым голосом, спросила Светлана, пытаясь осознать услышанное. – Это моя квартира, Лена. Мой дом, понимаешь? Куда это, по-твоему, я должна ее «освободить»? И, главное, на каком, собственно, основании?
Елена, услышав в голосе Светланы несвойственную ей твердость, усмехнулась, презрительно скривив тонкие, подведенные темным карандашом губы.
– Ну, не знаю, куда, – снисходительно пожала она плечами, словно говоря о чем-то совершенно неважном. – Хоть к маме своей езжай, если она еще жива, хоть к подругам каким-нибудь, перекантуйся. Мне, честно говоря, все равно. Главное, чтобы квартира была свободна. Для меня. Чтобы я тут могла жить, как человек, а не ютиться, как мышь в норе, в своей убогой клетушке.
– Но почему? – Светлана, стараясь сохранить внешнее спокойствие, хотя внутри уже все клокотало от возмущения и нарастающего гнева, попыталась достучаться до здравого смысла золовки. – Почему, Лена, именно я должна уходить из своего дома? У тебя же своя, собственная квартира есть, в конце концов! Не в шалаше же ты живешь!
– Моя квартира… – Елена поморщилась, словно от внезапной, острой зубной боли, передразнивая интонацию Светланы. – «Квартира»… Ты хоть раз видела мою «квартиру»? Это же, Светочка, клетушка, честное слово, не развернуться! На окраине, в каком-то богом забытом районе, черт-те где! А тут – центр, понимаешь разницу? Красота, цивилизация, уют, в конце концов…
