— Доброе утро, — сказала из кухни Лидия Павловна, не оборачиваясь. — Мы с отцом решили кашу сварить. А то твоя еда вся безвкусная.
Марина кивнула, хотя внутри всё снова похолодело. — Варите, конечно, — сказала она. — Только потом плиту вытрите.
— Мы всегда вытираем, — обиделась свекровь. — В отличие от некоторых.
Она произнесла это нарочито громко — чтобы Алексей, сидящий в гостиной с ноутбуком, слышал. Но Алексей не вмешался. Лишь сделал вид, что что-то срочно читает. В их семье молчание стало новой формой языка.
Вечером позвонил кто-то в дверь. Лидия Павловна открыла — и застыла. На пороге стоял высокий мужчина в светлой куртке, с небритым лицом и усталым взглядом. — Здравствуйте, — сказал он. — Марину можно?
Марина вышла из комнаты и замерла. — Костя?.. — еле выдохнула.
Это был Константин — сосед из детства, тот самый мальчик, с которым она когда-то вместе гоняла мяч во дворе. Потом он уехал на север, работал геологом, писал редкие письма, потом пропал лет на десять. И вот стоит теперь — взрослее, грубее, но тот же.
— Проезжал мимо, — сказал он. — Решил заглянуть. Увидел свет в окне — думаю, живёшь, значит.
Лидия Павловна тут же насторожилась: — А вы кто ей будете?
— Друг, — ответил Костя спокойно. — Старый друг.
Виктор Иванович вышел из комнаты и смерил гостя взглядом сверху вниз. — Нечего тут шляться. У нас семья.
Костя посмотрел на Марину. — Если неудобно, я потом зайду.
— Нет, — сказала она твёрдо. — Оставайся.
И впервые за долгое время в её голосе прозвучала решимость.
Они сидели на кухне. Костя пил чай, Марина рассказала, что работает бухгалтером, что живёт с мужем и его родителями. Он слушал внимательно, не перебивая, как умел только он.
— Тяжело тебе, — тихо сказал он. — Ты изменилась. Раньше глаза смеялись.
— Смех у меня теперь на кухне не прописан, — ответила Марина. — Здесь другие звуки: “плохо вытерла”, “мало соли”, “ложка не там”.
Он улыбнулся уголками губ, но глаза оставались серьёзными. — Ты ведь всегда была упрямая. Помнишь, как в шестом классе дралась из-за котёнка?
Марина рассмеялась. — Помню. Мне потом неделю руки зелёнкой мазали.
— Ну вот, — сказал он. — А теперь от кого отбиваться боишься?
Она не ответила. Только посмотрела в окно. Там, под фонарём, сидела та же полосатая кошка — как немой свидетель всех её вечеров.
После того вечера в доме словно поменялся воздух. Лидия Павловна почувствовала угрозу. Каждое утро она теперь проверяла, “не звонил ли твой этот Константин”, будто речь шла не о старом друге, а о преступнике.
— Не позорь мужа, — говорила она. — В замужней женщине должно быть достоинство. — А где оно, по-вашему, заканчивается? — спрашивала Марина. — Там, где начинается посторонний мужчина.
Виктор Иванович добавлял из-за газеты: — И правильно мама говорит. Нечего шляться. Семью позоришь.
Алексей молчал. С каждым днём всё чаще. Он словно растворился между матерью и женой, стараясь угодить обеим, но в итоге исчез из обеих жизней.
В конце недели Костя снова зашёл — принес старую фотографию, где они, дети, стоят во дворе с бумажными змеями. — Нашёл в альбоме у мамы, — сказал он. — Думал, тебе пригодится.
Марина взяла снимок, и вдруг почувствовала — вот оно, настоящее. Простое, не замаранное ложками, кастрюлями, чужими приказами. — Спасибо, — сказала она. — Это больше, чем подарок.
Лидия Павловна, наблюдавшая из-за двери, потом весь вечер бурчала: — Нашла, с кем чаи распивать. Неудивительно, что муж у тебя с лица спал.
Алексей попытался что-то сказать, но в итоге только махнул рукой. — Мам, хватит уже, — тихо сказал он. — Что “хватит”? — вспыхнула Лидия Павловна. — Тебя уводят у жены из-под носа, а ты молчишь!
Марина смотрела на него. — Скажи хоть слово. Ты веришь, что я могу тебя “увести”?
