— Ты драматизируешь. Это просто деньги.
— Да. Для тебя — просто деньги. Для меня — граница. Последняя. И ты, кажется, её уже перешёл.
На следующее утро Яна Павловна принесла свой план ремонта, распечатанный на трёх страницах. Там были и дизайнер, и «достойная мебель, чтоб не стыдно пригласить людей», и какая-то немецкая штукатурка.
— Триста. Не рублей. И лучше наличкой, чтоб не по счетам, — сказала она Варе между делом, подсыпая сахар в утренний кофе.
Варя в этот момент застыла у плиты с лопаткой в руке. Потом медленно повернулась, посмотрела на Андрея.
— Сказал. — Варя кивнула сама себе. — Прекрасно. Вот теперь я точно знаю, кто здесь с кем семья.
— Так ты что, серьёзно? — Андрей сидел на краю дивана, в трусах и с чашкой кофе, и выглядел, мягко говоря, растерянным. — Ты собралась уходить?
— Нет, — Варвара застёгивала молнию на чемодане. — Я просто выгуливаю чемодан. Он соскучился по свету, как я — по самоуважению.
Она даже не посмотрела на него. Чемодан был синий, с облупившимся колесом, подарок от родителей ещё со времён аспирантуры. Варя всегда говорила, что этот чемодан — как индикатор её нервных срывов: чем больше вокруг несправедливости, тем чаще он появляется в прихожей.
— Ну, это уже перебор, — пробормотал Андрей, отставляя кружку. — Мы же взрослые люди. Можно же как-то нормально поговорить, не устраивать истерик.
— Ага, взрослые. Настолько взрослые, что твоя мама в свои шестьдесят два ведёт себя как налоговый инспектор в чужом кармане. А ты — как второклассник с дневником за двойку, бегаешь между училкой и родителями и не можешь определиться, кого боишься больше.
Она говорила тихо. Но в каждом слове сквозила злость, та самая, от которой ломит в висках и подгибаются пальцы.
— Ты серьёзно считаешь, что я предатель? — Андрей встал, поправляя футболку. — Просто потому, что я сказал маме о твоих деньгах?
— Нет, — Варя посмотрела ему в глаза. — Я считаю, что ты — трус. Потому что тебе проще сдать меня, чем сказать матери: “Мама, остановись. Это не твоё дело.”
— Это же временно, Варь. Ну помогли бы сейчас, зато потом…
— Потом что? Она вернёт? Или ты? Или вы опять скажете: “Ну ты же семья, ты же нас понимаешь”? Я устала понимать. Теперь попробуйте вы.
— То есть всё? Ты вот так возьмёшь и уйдёшь?
— А что мне ещё делать? Сидеть и смотреть, как ты растаскиваешь мою жизнь по карманам своей мамы?
— Это несправедливо, Варя. Мы же вместе. Ты, я, мама…
— Вот именно, — Варя усмехнулась. — Ты, мама… и где-то сбоку я, как приложение, бонусная карта, которую можно предъявить, если в кошельке пусто.
Стук в дверь прозвучал, как в плохом сериале. Яна Павловна стояла с авоськой и улыбкой, похожей на оскал.
— Ой, не вовремя? — глянула на чемодан. — Ну-ну… Что-то я не поняла. Это что у вас, ссора? Варя, ты опять с ума сходишь? Из-за денег?
Варя вдохнула. Медленно, глубоко. Повернулась.
— Не “опять”. А “наконец-то”. Я поняла, что не обязана терпеть то, что вы называете “семейными отношениями”.
— Господи, да ты просто неблагодарная! — Яна Павловна зашла, поставила авоську на пол. — Ты в этой семье зажралась! Да ты знала бы, как жила моя мама! Без мужа, с двумя детьми, в коммуналке! И никто ей не помогал!
— Может, поэтому вы и решили, что теперь все вам должны?
— Я тебе жизнь устроила, между прочим! Приютила, сына своего отдала! А ты… Что ты сделала? Деньги свои сжала в кулак и сидишь как дракон на горе!
— Я не обязана платить за чужую благодарность.
