Лариса прикрыла глаза. Вот так всегда было. Женька поскулит, и она сдавалась, уступала. Тревога заворочалась в груди. «Может, правда зря я так? Может, открыть?» Она даже руку протянула к замку…
И тут вспомнила, как они с Петей крыльцо красили. Дождь должен был пойти, а им нужно было закончить. Петя краску развёл, сказал: «Давай, Ларка, за мной повторяй» — и быстро, широкими мазками по доскам пошёл… Успели они тогда, буквально за пять минут до ливня затащили всё в дом. Стояли мокрые, довольные — сделали!
— Нет, Женя, — твёрдо сказала Лариса. — Никакой машины не будет. И вещи никуда не поедут.
— Ты понимаешь, что мы в суд подадим? — снова Иркин голос, уже с визгливыми нотками. — Это наследство! Петины вещи!
— Подавайте, — Лариса вдруг усмехнулась. — У меня все документы на руках. Дом на меня записан, завещание есть. А вы свои права сначала докажите.
За дверью стало тихо, потом послышался какой-то шепот.
— Слушай, ты… — это уже Маринка заговорила, Женина жена. — Ты не думай, что так просто отделаешься. Мы всё равно своё получим.
Лариса отошла от двери, села в кресло — то самое, где Петя любил сидеть с газетой. Странно, но тревога ушла. В груди разливалось что-то тёплое, спокойное. Пусть шумят. Их сюда никто не звал.
Ещё с полчаса они там топтались, то стучали, то звонили. Ирка даже соседку пыталась позвать на помощь — мол, с Ларисой плохо случилось. Но баба Нюра только фыркнула: «Чего вы её изводите? Не хочет пускать — её право».
Наконец во дворе стало тихо. Лариса выглянула в окно. Грузовик разворачивался, чуть не снеся забор. Ирка махала руками, что-то доказывала Женьке. А тот пожимал плечами.
Лариса прикрыла штору и впервые за много дней улыбнулась.
— Вот так, Петенька, — сказала она негромко. — И дом отстояла, и себя не потеряла.
И почему-то ей показалось, что Петя одобрительно кивнул бы ей в ответ.
Утренний чай на веранде
Прошло почти два месяца. Июньское утро наполнило двор птичьим щебетом. Лариса вышла на веранду с двумя чашками чая и поставила поднос на плетёный столик.
— Смотри, какие огурцы вымахали, — сказала она, кивнув в сторону огорода. — Петя хотел теплицу новую поставить… Придётся самой этим заняться.
Валентина пристроила на столе старый фотоальбом в потёртой коричневой обложке.
— Куда откладывать-то? У тебя впереди ещё лет тридцать, всё успеешь.
Лариса опустилась в плетёное кресло. Сквозь яблоневые ветки пробивалось солнце, расчерчивая веранду полосами света и тени.
— Заходил кто из родни? — спросила Валентина, открывая альбом.
Лариса покачала головой:
— После того случая — ни разу. Ирка, говорят, к юристу ходила, но он ей объяснил, что без завещания в мою пользу ничего не выйдет. Так и сидит теперь, дуется.
— Зато и не лезет больше, — хмыкнула Валентина.
— Я ж не говорю, что плохо, — Лариса мешала ложечкой чай, хотя сахар давно растворился. — Поначалу даже грызла себя — вдруг неправа? А теперь и не вспоминаю почти. Живу как хочу.
Они листали старый альбом — свадебные фотографии, потом снимки с отдыха на море, потом первые морщинки, седина в волосах. Годы пролетели как один миг.
— Слушай, а ты что с малой комнатой делать будешь? — вдруг спросила Валентина. — Там, где у вас типа кабинет был?
Лариса задумалась, глядя куда-то поверх цветущих яблонь.
— Да вот, хочу картины писать начать. Помнишь, в молодости я ведь неплохо рисовала? Петя всё говорил — займись, а всё времени не было, работа-дом-огород… А теперь, думаю, самое время.
— Да ты что! — обрадовалась Валентина. — Правильно! Я всегда говорила, у тебя талант.
— Какой там талант… Так, для души. Мольберт уже заказала через интернет, представляешь? Сама разобралась. Придёт через неделю.
Валентина смотрела на подругу с восхищением. За эти два месяца Лариса изменилась — распрямились плечи, появился блеск в глазах. Она подстригла волосы, купила новое платье. И главное — перестала говорить шёпотом, словно боясь кого-то побеспокоить.
— А знаешь, — вдруг сказала Лариса, разглядывая фотографию, где они с Петей стоят у калитки, — я ведь думала, что потеряла мужа, а оказалось — себя. И вот теперь я себя вернула.
Валентина пересела ближе и обняла подругу за плечи.
— Да уж, вернула так вернула. Небось та Лариса, которая всегда всем угождала, сейчас бы в однушке ютилась, а дом бы Женька с Иркой делили.
Лариса покачала головой:
— Я не об этом. Дом — это просто стены. А я… я научилась себя уважать. И, знаешь, мне кажется, Петя бы этому порадовался.
Она перевернула страницу альбома. На фото они с мужем сидели на этой самой веранде, совсем молодые, смеющиеся.
— Когда-нибудь, лет через много-много, я снова с ним увижусь, — тихо сказала Лариса. — И мне не будет стыдно посмотреть ему в глаза. Потому что я сберегла всё, что мы вместе создали. И себя сберегла.
Ветер шевелил занавески, с улицы доносились детские голоса — соседские ребятишки затеяли футбол. Лариса улыбнулась, глядя на залитый солнцем двор — её двор, её дом, её жизнь. Всё было так, как должно быть.
