Она вышла на балкон, закрыв за собой дверь. За стеклом было видно, как Андрей стоял посреди кухни, сжав кулаки, потом резко схватил куртку и вышел из квартиры, хлопнув дверью.
Катя приехала в четверг вечером, на два дня раньше обещанного. Принесла торт с кремовыми розочками, как обещала, и букет жёлтых хризантем — они всегда были любимыми цветами Тамары.
— Бабуль, папа звонил позавчера. Сказал, что у вас какой-то конфликт. Но подробности не объяснил, только пробормотал что-то о непонимании поколений.
— Присаживайся, внученька, расскажу. И лучше сиди крепко — история не из приятных.
Они сидели на кухне, пили чай из старенького сервиза, который Тамара получила в наследство от свекрови. Тамара спокойно, без лишних эмоций изложила всю историю — от находки бумаг до последнего разговора с отцом. Катя слушала молча, только глаза её становились всё больше и круглее.
— Я не могу поверить, — сказала она наконец, отодвигая недопитую чашку. — Папа всегда говорил, что семья для него святое. Что он никогда не станет таким, как его отец, который бросил вас.
— Видимо, святое не для всех одинаково. Для кого-то святое — это люди, а для кого-то — квадратные метры.
— И квартира теперь моя? Официально?
— Да. Все документы оформлены, завтра получу их из нотариальной конторы. Но это не значит, что я куда-то уезжаю или что ты должна каждый день отчитываться передо мной. Это по-прежнему мой дом, а ты — моя защита от жадности твоего отца.
— От отца, — горько усмехнулась Катя. — Знаешь, я всегда чувствовала, что с ним что-то не так. Помнишь, как он спрашивал о твоих лекарствах? О том, нет ли у тебя скачков давления? Я тогда подумала, что ему не всё равно на твоё здоровье. А теперь понимаю…
— Не надо о плохом сейчас. Бабушка, ты у нас самая сильная. Я горжусь тобой. Правда горжусь. Не каждая женщина в твоём возрасте смогла бы так решительно действовать.
Тамара почувствовала, как на глаза навернулись слёзы, но на этот раз они были не от горя, а от благодарности и облегчения.
— Знаешь, я долго думала, правильно ли поступаю. Может, я предаю сына, отнимаю у него то, что должно было достаться ему по праву. Но потом поняла — я не предаю, я защищаю себя. И тебя, кстати, тоже.
— А ты думаешь, он остановился бы на квартире? Следующим шагом стали бы мои накопления, потом твоя доля наследства от деда. Жадность — это болезнь, Катя. Она всегда хочет больше.
— Правильно делаешь. И не обязательно резать все связи с папой. Может, он одумается, поймёт ошибку. В конце концов, он всё-таки остаётся твоим сыном и моим отцом.
— Может быть. Посмотрим. Время покажет.
Они просидели до позднего вечера, говорили о жизни, о планах на будущее. Катя рассказывала об университете, о предстоящей практике в юридической фирме, о молодом человеке Максиме, которого встречает уже несколько месяцев. Тамара слушала и думала о том, как удивительно изменилась её жизнь за эти несколько дней.
Когда внучка собралась уходить, уже стемнело совсем. Тамара проводила её до подъезда, как всегда переживая, доберётся ли благополучно до дома, хотя Катя уже давно взрослая и живёт совсем рядом.
Вернувшись в квартиру, Тамара осталась одна. Села в любимое кресло у окна, откуда открывался вид на всю улицу — на детскую площадку, на магазинчик на углу, на скамейку, где по вечерам собирались соседские старушки. Раньше она часто сидела здесь и думала о прошлом — о муже, о том, как растила Андрея, о том, что могло бы быть по-другому. Сегодня думала о будущем.
По улице шёл мужчина, похожий на Андрея — та же походка, те же широкие плечи. Сердце на секунду ёкнуло, но потом она приглядалась и поняла — это сосед из третьего подъезда. И почувствовала облегчение, которого не ожидала.
Она успела. Успела защитить себя, сохранить достоинство и найти новую опору в лице внучки. Это было больно, как операция без наркоза, но правильно.
На столе зазвонил телефон. Тамара посмотрела на экран — звонил Андрей. Она долго смотрела на высвечивающиеся на дисплее цифры, на имя «Сын», которое когда-то вызывало у неё только тёплые чувства. Потом положила телефон обратно, не отвечая.
Не сегодня. Может быть, завтра. А может быть, через неделю. Или через месяц.
Главное — она больше не боялась. Ни его гнева, ни одиночества, ни будущего без его «заботы». Впервые за много лет Тамара чувствовала себя по-настоящему свободной.
Другие читают прямо сейчас
